Лунная долина - Страница 4

Саксон пожала плечами и засмеялась.

— Ведь если мы поступаем дурно, мы будем наказаны, верно? — настаивала Мери, — Так говорят все, кроме Берта. А он говорит, что ему наплевать, как он себя ведет, потому что мертвому все трын-трава. «Уж коли, говорит, я мертвый, хотел бы я посмотреть, каким наказанием меня можно разбудить!» Ну, не ужасный ли человек? Но все это так страшно… Мне иногда становится жутко, когда вспомню, что бог все время видит меня. Как ты думаешь, он слышит, что я сейчас говорю тебе? Ну хоть как он, по-твоему, выглядит?

— Не знаю, — ответила Саксон. — По-моему, бога нарочно выдумывают, каждый выдумывает по-своему.

— Ой! — ахнула Мери.

— Но, судя по тому, что все говорят о нем, — он все-таки существует, — решительно продолжала Саксон. — Мой брат считает, что он похож на Авраама Линкольна. Сара говорит, что у него баки.

— А я никак не могу себе представить, что у бога пробор, — призналась Мери, вздрагивая оттого, что осмелилась высказать вслух столь дерзостную мысль. — Он не может носить пробор, это было бы странно.

— Ты знаешь такого низенького сморщенного мексиканца, который продает игрушки-головоломки? — спросила Саксон. — Так вот бог, по-моему, чем-то похож на него.

Мери расхохоталась.

— Вот уж ты действительно говоришь странные вещи. Мне никогда ничего подобного в голову не приходило. Чем же он походе?

— Ну, мне кажется, что он, подобно тому коротышке-мексиканцу, каждому задает мудреную головоломку, а люди всю свою жизнь стараются разрешить ее. Но никто с ней не справляется. И я не могу разрешить свою головоломку. Не знаю, с чего и начать. Посмотри, какую головоломку он задал Саре. А сама Сара составляет часть головоломки Тома и только мешает ему. И все они — все, кого я знаю, и ты тоже, — вы все составляете часть моей головоломки.

— Может быть, насчет головоломок и правильно, — согласилась Мери,

— Но только бог не похож на этого старичка мексиканца. Тут я не согласна. Бог ни на кого не похож. Помнишь, на стене в помещении Армии спасения была надпись: «Бог есть дух»?

— А это тоже одна из его загадок: ведь никто не знает, как выглядит дух.

— И это верно… — Мери вздрогнула от ужасного воспоминания. — Когда я пытаюсь представить себе, что бог есть дух, я вспоминаю Хэна Миллера. Он как-то завернулся в белую простыню и побежал прямо на нас, девушек. Мы не знали, что это он, и до смерти перепугались. Маленькой Мэгги Мэрфи сделалось дурно, а Беатриса Перальта упала и разбила себе лицо. Когда я думаю о духе, то все, что я могу вообразить, — это белая простыня, бегущая в темноте. Но во всяком случае бог не похож на мексиканца, и нет у него пробора.

Музыка, донесшаяся из танцевального зала, заставила обеих девушек проворно вскочить на ноги.

— Мы можем до обеда протанцевать несколько танцев, — предложила Мери. — А после полудня соберутся все кавалеры. Большинство из них жаднюги и приходят попозже, чтобы не приглашать барышень к обеду. Но Берт не такой и Билл тоже. Они пригласят нас в ресторан, если им кто-нибудь не подвернется раньше. Пойдем скорее, Саксон.

Когда девушки вошли в павильон, там кружилось только несколько пар, и первый вальс они танцевали друг с другом.

— А вот и Берт, — прошептала Саксон, когда они заканчивали второй тур.

— Не смотри на них, — прошептала Мери в ответ. — Будем танцевать, как и раньше. Пусть не думают, будто мы гоняемся за ними.

Но Саксон заметила, что ее подруга покраснела, и услышала ее учащенное дыхание.

— А ты обратила внимание на его товарища? — спросила Мери, увлекая Саксон в фигуре вальса на другой конец зала. — Это и есть Билл Роберте. Берт сказал, что приведет его. Он пригласит обедать тебя, а Берт — меня. Сегодня будет здорово, вот увидишь. Только бы музыка не перестала играть, пока мы вернемся на тот конец.

И обе девушки продолжали кружиться в вальсе, мечтая о кавалерах и об обеде. Молоденькие и хорошенькие, они танцевали с увлечением; когда музыка оборвалась и они очутились в опасной близости от обоих молодых людей, обе сделали вид, будто приятно удивлены.

Берт и Мери звали друг друга по имени, но Саксон величала Берта: «Мистер Уонхоп» хотя он и называл ее просто Саксон. Оставалось только познакомить ее с Биллом Робертсом. Мери представила их друг другу с напускной небрежностью.

— Мистер Роберте — мисс Браун! Это мой лучший друг. Ее зовут Саксон. Не правда ли, странное имя?

— А мне очень нравится, — ответил Билл, снимая шляпу и протягивая руку. — Рад познакомиться с вами, мисс Браун!

Саксон тоже протянула руку и ощутила мозоли на ладони возчика; впрочем, за одно мгновение она успела рассмотреть еще очень многое. Он же видел только ее глаза; и сначала ему показалось, что они голубые, лишь много позже он разобрал, что они серые. Она-то сразу разглядела цвет его глаз — темно-синие, большие, красивые, а выражение мальчишески-упрямое.

Ей понравился его открытый взгляд, понравилось прикосновение и пожатие его руки. Она разглядела также — правда, не так отчетливо — его короткий прямой нос, здоровый румянец на щеках и решительно вздернутую верхнюю губу; с особенным удовольствием она остановила свой взгляд на красивой линии четко очерченного, хотя довольно большого рта, улыбавшегося алыми губами, за которыми блестели ослепительно белые зубы.

«Мальчуган, огромный, взрослый мальчуган», — подумала она. Они улыбнулись друг другу, и, когда их руки разомкнулись, девушка про себя удивилась цвету его волос — коротких, вьющихся и отливающих золотом, хотя они были светлые, как лен.

Он был так белокур, что напомнил ей виденные на сцене образы какого-нибудь Оле Ольсона или Иона Ионсона; но на том сходство и кончалось. Брови и ресницы его были темнее, взгляд отнюдь не ребяческий, а по-мужски твердый и выразительный. Костюм из хорошего темного сукна явно был сшит у портного. Саксон тотчас одобрила его и решила, что он стоит уж никак не меньше пятидесяти долларов. Кроме того, в Билле не было и тени той неуклюжести, которая присуща выходцам из скандинавских стран. Напротив, он принадлежал к числу тех немногих, в ком грация мощного телосложения чувствуется, несмотря даже на современный неуклюжий мужской костюм. Каждое его движение было гибким, уверенным, неторопливым. Конечно, всего этого Саксон не могла ни заметить сразу, ни осознать. Она видела перед собой лишь хорошо одетого человека, его плавные, гибкие движения и статную фигуру, улавливала спокойную и уверенную игру всех его мышц; чувствовала также, что с ним она обретет покой и отдых, которых так жаждала после целой недели непрерывного и неистового глажения тонкого крахмального белья. И, так же как прикосновением руки, он действовал на нее благотворно всем своим существом — телом и душой.