Лунная долина - Страница 32

— Хотя я, Саксон, и неученый, но арифметику знаю. В трудные времена я не раз закладывал часы и отлично высчитывал проценты. Как ты думаешь, сколько будет стоить обставить весь дом — дорожки, линолеум для кухни и прочее?

— Я считаю, что все это можно отлично сделать на триста долларов,

— отвечала Саксон. — Я уже обдумала и уверена, что такой суммы хватит.

— Триста! — пробормотал он, сосредоточенно хмуря брови. — Триста, скажем, из шести процентов… Значит, шесть центов с доллара, шестьдесят с десяти долларов, шесть долларов со ста, восемнадцать с трехсот. Я мастер умножать на десять! А теперь раздели восемнадцать на двенадцать: выходит полтора доллара процентов в месяц.

Он остановился, очень довольный, что удачно решил задачу. Вдруг его лицо озарилось новой мыслью:

— Постой! Это же не все! Это ведь процент за мебель для четырех комнат. А теперь раздели на четыре. Сколько получится, если разделить полтора доллара на четыре?

— Пятнадцать на четыре — три и три в остатке, — быстро начала Саксон подсчитывать. — Тридцать на четыре — семь, двадцать восемь и два в остатке; две четверти составляют половину. Все.

— Молодец! Вот ты умножаешь здорово. — После минутного колебания он продолжал: — Я не следил… какая сумма, ты говоришь, вышла?

— Тридцать семь с половиной центов.

— Ага! Теперь мы посмотрим, сколько лишнего с меня дерут за мою комнату. Если четыре комнаты стоят в месяц десять долларов, то одна стоит два с половиной. Прибавь еще тридцать семь с половиной центов за мебель, — выходит, два доллара восемьдесят семь с половиной центов. Вычти из шести долларов…

— Остается три доллара двенадцать с половиной центов, — тут же подытожила Саксон.

— Видишь, значит, я плачу за комнату лишних три доллара двенадцать с половиной центов. Вот так штука! Выходит, жениться — все равно что копить деньги.

— Но ведь мебель изнашивается. Билли.

— Ах, черт! Об этом я и не подумал. Это тоже нужно принять в расчет. Во всяком случае наш домик — находка! Ты изволь в следующую субботу уйти из прачечной минута в минуту, и мы отправимся покупать мебель. Я заходил вчера к Сэлингеру. Я дам им пятьдесят долларов задатку, а остальные буду выплачивать по десяти долларов в месяц. Через два года и один месяц обстановка будет наша. И помни, Саксон, покупай все, что тебе нужно, сколько бы это ни стоило, слышишь?

Она кивнула головой, ничем не выдавая своих планов относительно бесчисленных крошечных сбережений, которые себе уже наметила. Глаза ее стали влажными.

— Ты такой добрый, — прошептала она, прижимаясь к нему, и мигом очутилась в его объятиях.

— Тебя, кажется, можно поздравить, ты решила выйти замуж? — заметила Мери однажды утром, когда они встретились в прачечной. Не успели они проработать и десяти минут, как она увидела на среднем пальце левой руки у Саксон колечко с топазом. — Кто же счастливец? Чарли Лонг или Билли Роберте?

— Билли, — последовал ответ.

— Гм, берешь себе мальчика на воспитание? По лицу Саксон Мери заметила, что попала в больное место, и тут же пожалела о своих словах.

— Уде и пошутить нельзя! Это замечательно, что он будет твоим мужем. Билли превосходный человек, и я очень за тебя рада. Таких, как он, не скоро найдешь, а если они и есть, так не больно-то их женишь. Вам обоим повезло. Вы на редкость подходящая пара, и лучшей жены, чем ты, ему не найти. Когда же свадьба?

Несколько дней спустя, возвращаясь из прачечной, Саксон встретилась с Чарли Лонгом. Он решительно преградил ей дорогу и вызвал на разговор.

— Значит, вы теперь хороводитесь с боксером? — сказал он презрительно. — Только слепому не видно, чем это кончится!

Впервые она не испугалась стоявшего перед нею огромного парня с мохнатыми бровями и волосатыми пальцами. Она показала ему свою левую руку.

— Видите? При всей вашей силе, вам ни за что бы не удалось надеть мне на палец обручальное кольцо. А Билли Роберте сделал это в одну неделю. Он и вас не побоялся, Чарли Лонг, и со мной сумел поладить.

Лонг только выругался в ответ.

— Он не чета вам, — продолжала Саксон. — Это настоящий мужчина, честный, чистый.

— А ловко он вас обработал! — хрипло заржал Лонг.

— И вас обработает, если нужно, — отрезала она.

— Я бы мог вам кое-что про него рассказать, Саксон… Между нами, он порядочный жулик. Если бы только я…

— Знаете что? Оставьте-ка вы меня в покое, — прервала она его. — А то я скажу Билли, и вы прекрасно понимаете, что вам за это будет, хвастун вы этакий, нахал…

Лонг смущенно потоптался на месте, потом нехотя отошел в сторону.

— Вон, оказывается, какая вы штучка, — пробормотал он с оттенком восхищения.

— И Билли Роберте такой… — засмеялась она и пошла своей дорогой. Однако, пройдя несколько шагов, остановилась. — Послушайте! — крикнула она.

Огромный кузнец быстро обернулся.

— Я тут видела одного хромого. Идите поколотите его, если уж вам очень хочется подраться.

За время своей помолвки Саксон позволила себе только один крупный расход: она истратила целый дневной заработок на полдюжины своих собственных фотографических карточек. Билл уверял, что для него жизнь не в жизнь, если он не сможет каждый вечер любоваться ее изображением, перед тем как заснуть, и утром — как только проснется. Взамен она получила две его карточки, на одной он был в спортивном трико, на другой — в обычном костюме, и украсила ими свое зеркало. Первая карточка почему-то напомнила ей увлекательные рассказы матери о древних саксах и о морских викингах, нападавших на берега Англии. Она вынула из старинного комода, совершившего путь через прерии, еще одну священную реликвию — альбом матери, в котором были наклеены вырезки из газет со стихами о жизни пионеров в Калифорнии, а также копии с картин и старых гравюр, которые помещались в журналах прошлого поколения, а может быть, и в более давних. Саксон перелистывала знакомые страницы и скоро нашла то, что искала. На фоне прибрежных скал и серого неба с мчавшимися облаками были изображены несколько лодок, длинных, темных и узких, с изогнутыми носами, делавшими их похожими на чудовищных птиц; они стояли у кипящего белой пеной песчаного берега. Эти лодки были полны обнаженных сильных белокурых воинов в крылатых шлемах. В руках они держали мечи и копья, некоторые прыгали в воду, доходившую им до пояса, другие уже вылезали на песок. А на берегу, охраняя его, виднелись фигуры голых дикарей, нисколько не похожих, однако, на индейцев. Они стояли кучками, а некоторые — по колено в воде. Туземцы уже обменялись первыми ударами с завоевателями, и тела раненых и убитых омывал прибой. Один из белокурых завоевателей лежал поперек лодки, причем торчавшая в его груди стрела показывала, какое оружие явилось причиной его смерти. Другой, прыгавший через него в воду, с мечом в руке, был вылитый Билл. Сомненья быть не могло: те же необычно светлые волосы, те же лицо, глаза, губы. Даже выражение было то же, как у Билла в тот день на гулянке, когда он дрался с тремя ирландцами.